Мусульмане и Европа

Опять же, на фоне приверженцев Салафийи-Джихадии (самого радикального течения в Исламе, которое взрастило Аль-Каиду и ИГИЛ), “Братья” действительно не являются экстремистами. Кем же они являются? Промежуточным вариантом. И этот промежуточный вариант на данный момент находится в центре внимания мусульман Европы, у которых мало выбора- либо поддерживать салафитов, как более “набожных” и от того, более “правильных” с точки зрения религии (этот момент непонятен если не принимать во внимание религию как неотъемлемую часть душевной организации человека в пространстве в данном контексте), либо быть “нерадикалами” и поддерживать мейнстрим, то есть, по сути, Братьев-Мусульман.

Кого еще можно поддерживать? Тех лидеров мусульман, которые вне религизного концензуса, то есть, суфиев, например, или либералов, которые религиозными авторитетами не являются. Светских мусульман очень мало, и во Франции они существуют, но если им важен культурный багаж предков, им все таки важно присоединяться к той или иной общине (опять, понятие чуджое нынешней Европе, где люди ценят выше всего индивидуализм).
А теперь мы наконец дошли до самого важного или до вишенки на торте. До сих пор речь шла о первых двух поколениях. Но что происходит с новым третьим поколением или даже скорее с 2.5-ым поколением, которым на данный момент от 15 до 40? Происходит то, что еще не поддавалось исследованиям, поэтому исследуем мы эту тему именно сейчас, в прямом эфире, можно сказать.
Если первое поколение искало себя в Европе, 2.5 и третье поколение уже родилось в Европе и пытается найти себя и свою самоидентификацию.
Вернее попытаться разобраться в своей гибридной самоидентификации.

И тут происходит любопытный процесс, который я покажу на конкретном примере. Мальчик Мухаммед родился в 1988 году в большом красивом французском городе, вне мусульманской общины. Его папа и мама тоже родились во Франции. Зато дедушка родился в Алжире. Папа с мамой развелись, когда Мухаммеду было пять лет и с тех пор он рос в сложном районе города. Мать его в мечеть никогда не ходила. Впрочем, и он сам в мечеть никогда не ходил. Мухаммед чувствовал себя французом настолько, что в 20 лет попытался мобилизоваться в армию. Однако в армию его не приняли, т.к. он был несколько раз задержан полицией в юности за мелкие кражи. Через год после этого Мухаммед резко снялся с места и поехал в Египет “учить арабский”. Да, большая часть французских мусульман арабского не знает да и неоткуда им его знать. Еще через год он уже выехал в Пакистан, где присоединился к радикальному исламскому движению, после чего вернулся во Францию. Тут уже стало ясно, что человек стал салафитом и за начинает следить DCRI (французский вариант FBI). ..Пару лет спустя, его близкий друг расскажет газетам, что именно после поездки в Египет, Мухаммед стал больше идентифицировать себя с исламской Уммой (нацией, в салафитском понимании именно с религиозной исламской нацией), чем с Францией. Запомните это определение- именно эти слова будут произносить позже практически все европейские рекруты в ИГИЛ в 2014-2015 году.

Итак, Мухаммед, а речь идет сейчас о 2012 году, 11 марта назначает встречу другому мусульманину из своего же города, между прочим солдату французской армии по имени Имаду Ибн Заятен, а когда тот приходит на встречу, расстреливает его на месте. Через еще четыре дня, Мухаммед расстреливает французских солдат и полицейских в торговом центре в городе Монтобан, а 19 марта 2012 года он же целится в еврейских детей возле еврейской школы в Тулузе и убивает троих и четвертого- отца маленькой девочки, в которую он целился, работающего учителем в этой школе. Как вы уже догадались речь идет о Мухаммеде Мера.
Тут важно добавить, что мы слышим в СМИ только о совсем радикальных случаях, но большинство молодых людей с гибридной самоидентификацией, ищут себя и необязательно доходят до такого уровня радикализации. Я не затронула социоэкономические аспекты, а они имеют тоже определенное влияние на эти процессы, потому что этот аспект всем понятен. А вот аспект религии и ее центрального места в жизни любого мусульманина в Европе (и не только, но мы сегодня о Европе), мало кто понимает.